Шестнадцать карт [Роман шестнадцати авторов] - Григорий Аросев

—…пункт назначения Оленеводск…

— Оленеводск, — обреченно промямлил я.

—…объект изучения — некто Степан Лембоев. Он работает водителем на АС-машине в местном ЖКХ…

— Что за машина такая?

— Антон, ты как малое дитя! Дерьмовозка, по-простому… откачивает фекалии. Из-за этой самой машины и раздулся сыр-бор… в Интернете наткнулся.

— Станислав Львович, Интернет — всего лишь помойка.

— Не перебивай. Вникай в суть вопроса: 12 июня, в День независимости, местные власти задумали провести демонстрацию. По сценарию, трудовые коллективы дружным строем, с флагами и транспарантами выдвигаются на главную площадь. Так вот Лембоев отнесся к этому событию с большой гражданской ответственностью: мужичок отмыл машину до блеска, украсил ленточками, шарами… Но вершиной его творчества стала емкость для перевоза нечистот: он раскрасил ее в триколор, на одной стороне цистерны вывел “Великая Россия”, на другой нарисовал бурого медведя…

— И что такого? Вполне в духе времени.

— Все бы ничего. За проявленную инициативу получить бы Лембоеву поощрение в виде какого-нибудь телевизора, да только наш герой с утра не слил фекалии с бочки и как есть, с полной емкостью дерьма, двинул на парад. Глядишь, никто бы и не заметил, да только краник снизу предательски стал подтекать. Представляешь, какой конфуз? По площади с черепашьей скоростью едет машина и орошает асфальт фекальной жидкостью, смрадный дух несется на трибуны, где трудовым коллективам рукоплещут отцы города. Праздник, ясное дело, не удался. Народ смеется. Руководство рвет и мечет. Виновника лишают премии за срыв торжества. Помимо этого находится группа инициативных граждан, которые видят в проколе Лембоева не просто оплошность (с кем не бывает), а наглую провокацию. Поступок нашего героя расценивается как злодейский умысел, оскверняющий не только символы России, но и саму Россию. Лембоева начали травить, с работы уволили, с очереди на муниципальное жилье сняли и даже завели административное дело. Как тебе?

Я ухмыльнулся:

— Станислав Львович, кроме грустной улыбки, это ничего не вызывает. Да и в чем соль? Мы же не занимаемся политикой.

— Какая политика, Антон! — вспыхнул редактор. — В этой истории политику видят только недалекие, несведущие люди. Случись подобное на какой-нибудь Тамбовщине, тогда однозначно, а это Кольский полуостров, Русская Лапландия, родина саамов, колдунов. Мне довелось там побывать, всей шкурой прочувствовать…

Если бы я до этого не знал Варского, то точно бы решил, что он объелся белены. Конек Варского заключался в том, что мистическую подоплеку он мог разыскать везде и во всем. Будь-то неурожай картофеля или необычайно жаркое лето — обязательно причиной были инопланетяне, либо тайные масонские организации, или того хуже — объединенный союз масонов и инопланетян.

—…нам не нужен диссидентствующий саам, нам нужен саамский колдун-нойд. А я чувствую, что истина как раз в этом. Саамы — единственный народ на Севере, у которого не было шаманских каст, с духами они общались без посредников. У каждого рода, семейства имелся свой священный камень — сейд, в нем таился дух. У некоторых саамов были даже личные камни, на протяжении всей своей жизни они были их хранителями. Когда хранитель умирал, камень становился неприкосновенен, саамы обходили его стороной, боясь навлечь на себя беду. Говорят, однажды один из геологов наткнулся на подобный сейд-камень, поднял его и нашел под ним украшения — дары нойда. Забрал с собой и через два дня умер в страшных муках от неизвестной болезни. Ты понимаешь, куда я клоню?

Я ровным счетом ничего не понимал, но одобрительным кивком головы позволил Варскому дальше нести его бред.

— Антон, ты только вдумайся — целый народ обладал магическими знаниями. Не зря в древности Лапландию называли страной колдунов. Поморы издавна остерегались саамов и верили, что те с помощью ветров насылают на них болезни и прочие невзгоды. Норманны и вовсе считали их великими чародеями и пытались учиться у них тайнам волшебства. Я не верю, что коммунисты так просто смогли уничтожить в саамах их паранормальные способности. Лембоев — прямое тому доказательство. Вот, погляди, — Станислав Львович стал стучать по клавишам клавиатуры. — Фамилия Лембоев происходит от карельского слова “лембо”, что в переводе обозначает… Догадайся сам?

— Так это же с карельского, а вы говорите про саамов.

— Какая, к черту, разница. Карелы, саамы — все они лопари, — парировал он. — Лембо переводится как ЧЕРТ, БЕС, ЛЕШИЙ. Каково, а? — победоносно воскликнул Варский так, словно только что доказал теорему Ферма. — Ты знаешь, что в средневековье чернокнижники наводили порчу и сглаз, используя человеческие экскременты?

— Чернокнижники, Станислав Львович, — это явление западноевропейской культуры. Вы все смешали в одну кучу.

— Антон, в тебе сейчас говорит человек предвзятый. Ты наверняка слышал о гиперборейской цивилизации. Так вот, Сейдозеро, по некоторым древним источникам, как раз то место, где жили гипербореи. А те, в свою очередь, имели власть над всеми земными стихиями. Гиперборея всегда манила к себе магов с Запада. Подобно религиозным паломникам, они шли в Кольские земли за знаниями и многое переняли у местных нойдов…

Варского было не унять. Бредовая идея полностью захватила его ум. Хотя, наверное, в сложившей ситуации Лембоеву выгодней предстать перед обществом в роли саамского колдуна, нежели оставаться врагом России. Ведьмаков нынче на кострах не жгут…

—…Лембоев был обозлен на местные власти, — никак не остановится редактор. — Он живет в ветхом бараке с четырьмя детьми, женой и старухой матерью. Год из года пишет во все инстанции, но тщетно… Это была не политическая акция, а простой шаманский сглаз — вроде как крик отчаяния. Мэр города через неделю слег с аппендицитом, вице-мэр попал в аварию…

Я не слушал Варского. Мое сознание вновь стало переноситься в обрывки моих сновидений, с одной лишь разницей, теперь я четко понимал, что сны не случайны, в них кроется какая-то разгадка.

… — Какое сегодня число?

— Двадцать шестое.

…я выпал из реальности на девять дней. Я силился вспомнить хоть что-нибудь…

…вспоминаю: Володя отошел от меня на шаг, чтобы вбить колья, и пропал. Я ничего не видел. В этом чертовом тумане я не мог найти ничего — ни где река, ни где вещи, ни где Володя… Попробовал звать его — и понял, что не слышу своего голоса. Я открывал рот, как рыба, но звук не шел. Страх погнал меня кругами, петлями, я метался по берегу, или это был уже не берег… откуда-то извне звучал голос, монотонный голос. Я вслушался. “…саамы могли оборачивать зрение, выворачивать мир наизнанку, то есть меняли систему координат. Ты меня слышишь, Антон?”

— Антон, ты меня слышишь? — это всего лишь голос Варского.

Я очухиваюсь, киваю головой.

— Представляешь, у тебя карта, на ней точно указаны север, юг, восток, запад. Есть компас. Ты строго двигаешься по курсу, но попадаешь в совершенно иное место…

“Карта”, — проносится мысль. Большим пальцем правой ноги я чувствую карту. Утром я не знал, куда ее спрятать, и вновь сунул в носок.

— Еду, — твердо говорю я. — Станислав Львович, еду, — снова зачем-то добавил.

— Я знал, Антон, знал, что тебя это заинтересует, — обрадовался Варский, вышел из-за стола и похлопал меня по плечу. — Отправляйся прямо сегодня, до Оленеводска пилить сутки — это тебе на Ладожский вокзал надо. Деньги на билет и командировочные получишь у бухгалтера. Я уже распорядился.

— Я пошел, — киваю на дверь.

— Подожди. Возьми это, — он вырвал лист из еженедельника и что-то быстро на нем написал. — Это телефон некоего Иннокентия Витальевича Маркаряна. Местный правозащитник, вся связь с Лембоевым только через него. Ни пуха, Антон.

— Долго он тебя пропесочивал, — улыбается Светочка. — Почти полтора часа.

— Все нормально. Бухгалтер, не знаешь, у себя?

— Где ж этой мымре быть.

— Значит, и вправду сегодня уеду.

Я уже почти вышел из приемной.

— Антон, Антон! — шепотом закричала Светочка.

Я обернулся. Вид у нее был, прямо скажем, заговорщицкий, даже ее красота в этот миг куда-то исчезла.

— Антон, совсем забыла.

Она выскочила из-за стола, сняла туфельку и, прыгая на одной ноге, извлекла оттуда клочок бумаги. Я вновь поерзал пальцем по спрятанной карте в носке и улыбнулся.

— Вчера утром звонил какой-то сумасшедший из Москвы… имя у него еще такое дурацкое…

— Пьер?! — непроизвольно выпалил я.

— Ну да. Просил меня записать важную информацию и передать только тебе, больше никому.

Я развернул записку и прочитал.

— Антон, а о чем там? Я ничего не поняла, бред какой-то.

Я тоже ничего не понимал.